спизженно из ниоткуда

[love-an-cafe]

Сколько я его помню, он всегда был очень кровожадным мальчиком. Нет, он не мучал кошек, не вскрывал лягушек, не вставлял соломинки оводам в... то самое.
Он просто не очень любил людей. Так, самую малость.
Он носился с наточенной сувенирной катаной, уверяя всех, что она ему жизненно необходима и что "ни с кем ничего не случится, я аккуратно". И, в конце концов, это же был просто пятилетний мальчик, сын одного из уважаемых людей в стране, одного из тех, кому день изо дня подхалимы страстно вылизывают...ну, то самое, куда мальчишка не вставлял соломинки оводам.
В первый же день мы, воспитатели детского сада, почуяли неладное. Хрен с ним - ну, носится отпрыск важного папаши с катаной, ну, орет что-то очень похожее на: "Зиг хайль!" или "Гони сюда машинку, а то я тебе сделаю харакири!", ну что с того? Нам ведь строго-настрого приказали: мальчонку - не тронь, а то папаша вам всем покажет, сделает то же, что его сын не делает с животными.
На второй день все обошлось более менее. Дмитрий Андреевич (нам так сказали называть мальчика), сшибая все на своем пути, таранил дверь в туалет для девочек, с воплями: "А ну, покажите, чем это вы такие особенные!".
- Обычный интерес к другому полу, - отсчитывая сердечные капли, сказала заведующая. - Ничего страшного...

Но через неделю мы всем детским садом, кроме, разве что, охранника и детишек, ведрами пили валерьянку и сердечные капли. Дмитрий Андреевич настолько разошелся, что все боялись его больше, чем его отца.
Он подошел ко мне сзади и тихонько тронул за задницу. Это ему простительно - ростом он в пять лет не блестал. Я почувствовала, как над верхней губой у меня выступает пот, а спина будто окаменела.
- Да, Дмитрий Андреевич?
- Я, кажется, обосрался. Меня надо домой.
- Никак нельзя, Дмитрий Андреевич, папенька ваш не велел, - внутри у меня все заледенело от ужаса.
- Тогда мой меня, - и он пошел в сторону туалета, показав мне рукой, чтобы шла за ним.
Едва я начала снимать с него штанишки, он тут же не преминул еще и обоссаться. Прямо мне на лицо. Да еще и такой струей, как будто он ради такого случая терпел неделю.
Кое-как обтеревшись рукавом, я продолжила манипуляции. Пока я его мыла, Дмитрий Андреевич покрывал меня таким забористым матом, что я бы ему дала за такое обилие слов патент на словарь.
Когда процедура была закончена, Дмитрий Андреевич смачно зевнул и вырубился, махнув на прощанье катаной, срезав мне передник юбки.
Оттащив его на кроватку, я смогла наконец спокойно дышать. Но спокойствие мое продолжалось недолго.
Примерно через десять минут Дмитрий Андреевич открыл глаза и резко вскочил с постели, размахивая катаной.
- Они наступают!
Остальные дети, проснувшись от его воплей, все забились под кровати. Но это было бесполезно, все равно, что прятаться в соломенном домике, когда надвигается торнадо.
Дмитрий Андреевич расхуячил, извините за выражение, все постельное белье на мелкие лоскутки, кроватки разлетелись ничуть не хуже. Дети в панике спасались бегством через окно второго этажа, специально для таких случаев открытое и без решетки.
Но Дмитрию Андреевичу, видимо, было скучно играть одному. Когда наконец прибежал охранник, он ткнул в того катаной. Охранник молча стоял насколько секунд, затем заорал благим матом, кое-как вытащил лезвие катаны из себя, попутно свалив Дмитрия Андреевича, и, зажимаю рану, ломанулся вниз, но споткнулся и благополучно долетел до первого этажа по ступенькам. Хотя о благополучности судить можно было только с моей точки зрения.
Когда Дмитрий Андреевич повернулся ко мне, пытающейся выпрыгнуть в окно вслед за детьми, глаза его были прищурены, катаной он показывал на меня, а пальцем левой руки манил к себе. Я что есть сил мотала головой из стороны в сторону, но мальчику, очевидно, было ВАЩЕ ПАСРАТЬ, выражаясь его же словами.
Я покорно приблизилась к нему, заискивающе глядя в глаза.
- Да, Дмитрий Андреевич...
- Жить хочешь?
- Очень, Дмитрий Андреевич...
- Тогда... - он задумался. - Тогда с тебя пять миллиардов баксов! О как!
Лицо его озарилось улыбкой. Это бы меня умилило, если бы на его месте был другой ребенок. Я закрыла глаза и снова открыла - нет, все-таки это Дмитрий Андреевич. Мысли мои приобрели нелитературный оттенок.
- Дима... Димочка... Блять, ты же ребенок, в конце концов! Ну не может ребенок...
- Заткнись, овца, я тут главный! - крикнул Дмитрий Андреевич писклявым голоском. На его лице отразилась очень глубокая мысль, которую он тут же не преминул выдать: - Я, кажись, снова обосрался. Домой.
И я бы рада была отправить его домой. Хоть из окна, хоть самолетом, хоть на голубом слоне. Но до прихода его отца оставалось всего пять минут - он никогда не опаздывал. Я молча помотала головой.
- Ну, тоды держитесь!
Он крушил все - от кукл до плюшевых медведей, от аквариума до люстры.
Но вот появился его отец. Дмитрий Андреевич мило ему улыбнулся и тоненьким голоском сказал:
- Папочка, как я по тебе соскучился!
Отец поднял Дмитрия Андреевича на руки и обратился ко мне, уже, кажется, сошедшей с ума и готовой сожрать его ребенка с потрохами, причем живьем и без майонеза.
- Проблем не было с Димочкой?
- Н-н-нет, н-не б-было, - заикаясь, ответила я.
- Вот и замечательно. Знаете, мы с женой переехать решили. Ну, и сына с собой забрать, конечно же. Куда ж мы без нашего ангелочка, - улыбнулся папаша.
- Мы будем по нему скучать, - как зомби, ответила я, глядя на Дмитрия Андреевича. Тот ответил мне взглядом колючим, как стадо ежиков.
- И он по вам. Правда, Димуля?
Дмитрий Андреевич кивнул.
- Ну, прощайте!
Когда они скрылись за дверью, я наконец-то позволила себе грохнуться в обморок.
Зато на следующий день мы, поправляя психическое здоровье коньяком, искренне радовались отъезду Дмитрия Андреевича.
Как оказалось, зря.